Дженнифер Блейк - Обнимай и властвуй [Черное кружево]

— Наконец-то вы поняли, как действуют на других ваши слова!

В ответ он только склонил голову и указал рукой на промежуток в череде танцующих пар. Сейчас Фелиситэ стояла перед выбором: или бросить ирландцу открытый вызов, вырвавшись из его рук, устроить скандал, который мог повлечь за собой новое обострение напряженности и даже послужить причиной расследования случая с горшком, что наверняка кончилось бы плохо для Валъкура и отца, или смириться, приняв приглашение к танцу если не с удовольствием, то хотя бы добровольно. Наконец она, решительно тряхнув головой, грациозно заскользила по залу в такт паванны рядом с, полковником, исподволь поглядывая на брата и отца. Валькур смотрел на нее с ошеломленным и разочарованным видом и в глазах его разгорался гневный огонь.

Прошло несколько минут, прежде чем к Фелиситэ вернулось самообладание. По условиям танца она разошлась с партнером, затем они вновь сошлись. Она бросила взгляд на бесстрастное лицо мужчины, с которым танцевала. Когда они подняли сомкнутые руки вверх, приблизившись друг к другу настолько, что их плечи соприкоснулись, Фелиситэ не смогла удержаться от насмешки.

— Вы — жестокий человек, полковник, но ждать от наемника чего-либо другого, наверное, просто бессмысленно.

— Судя по вашему тону, вы считаете мою профессию самой отвратительной на свете, — ответил он с нескрываемым вызовом.

— Воевать ради других за деньги, а не за собственные убеждения, не обращая внимания, кто прав, кто виноват? По-моему, вам вовсе нечем гордиться.

— И все же это достойный путь к успеху.

— Значит, вы решили сделать карьеру? На службе у чужого короля? Это делает вас похожим на авантюриста. — Фелиситэ вопросительно посмотрела на него из-под опущенных ресниц, прежде чем сделать очередной выпад.

— По-вашему, это очень плохо? — На скулах полковника заходили желваки, однако он больше ничем не выдал того, что ее слова попали в цель.

Девушка напустила на себя задумчивый вид.

— Почему же? Я не знаю. Вероятно, это зависит от того, по какой причине вы избрали этот путь.

— А как вы посмотрите на такие причины, как нищета и ожидавшее рабство?

Неужели у него хватило наглости насмехаться над нелестной оценкой собственной персоны? Об этом трудно было судить со всей определенностью, так как они снова разошлись.

— Луизиана больше чем достаточно настрадалась от людей, приезжавших сюда, чтобы нажиться как следует и убраться восвояси, вместо того чтобы остаться здесь навсегда.

Серьезный тон партнерши заставил офицера удивленно приподнять бровь.

— Вы, конечно, имеете в виду французов благородных кровей, искателей приключений?

— Они, несомненно, отличались более изысканными манерами. — Фелиситэ с едкой любезностью присела в реверансе, как только смолкли звуки паванны.

— Подождите, — сказал полковник Мак-Кормак, увидев, что девушка собирается уйти, — сейчас начнется новый танец.

— Если я останусь с вами еще на один танец, полковник, вы можете оказаться прикованными ко мне навсегда. — Она ответила столь резко, потому что почувствовала в его голосе тон приказа, кроме того, ей совсем не хотелось подчиняться чужой воле. Однако, как бы то ни было, два танца подряд с одним кавалером обычно воспринимались окружающими как знак обручения.

— Это можно назвать обменом любезностями пополам с местью, не так ли? — жесткие линии рта Мак-Кормака скривились в усмешке. — Впрочем, О'Райли наверняка останется доволен, увидев, какие теплые отношения установились между нами.

— Не думаю, что я стала объектом его наблюдений, — колко заметила Фелиситэ.

— Смею вас уверить, это именно так и есть.

Слова потонули в звуках очередной паванны. Взглянув на музыкантов, Фелиситэ заявила твердым голосом:

— Если вы желаете, чтобы я с вами танцевала, полковник, скажите, пожалуйста, музыкантам, чтобы они сыграли какой-нибудь танец повеселей, например французский контрданс.

Ее слова прозвучали громче, чем ей хотелось, и их тут же подхватили другие пары:

— Да, да! Контрданс! Сыграйте французскую музыку! Французскую!

То ли из чувства патриотизма, то ли из-за упрямства, а может быть, просто потому, что офицеры не умели танцевать контрданс, люди в красных мундирах дружно закричали:

— Паванну! Паванну! Испанский танец! Испанский! Гул голосов нарастал. Какой-то рассерженный француз толкнул испанца, а тот в ответ толкнул его. В толпе закричала женщина. Отовсюду послышались вопли и звуки ударов, им вторил стук жезлов, призывавший к порядку. Охваченная паникой толпа хлынула сначала в одну сторону, затем в другую. Фелиситэ толкнул какой-то полный мужчина в атласном камзоле цвета красного вина. Из-под его парика градом катился пот. В ту же секунду она оказалась под защитой полукружья железной руки полковника Мак-Кормака, с упреком смотревшего на нее сверху вниз изумрудными глазами. Внезапно раздался оглушительный залп мушкетов, гулким эхом отразившийся от стен зала. С потолка посыпались щепки, люстры со свечами бешено закачались. В разом воцарившейся тишине раздавался лишь звон их хрустальных подвесок.

Все повернули головы в сторону кресла под балдахином, на котором восседал О'Райли. Окутанный клубами голубоватого дыма, он поднялся навстречу толпе, по обеим сторонам от него выстроились солдаты с дымящимися мушкетами.

— Вечер окончен, — твердым голосом объявил новый генерал-губернатор Луизианы, — я желаю всем спокойной ночи.

Рынок напоминал пчелиный рой. Все пространство перед земляной дамбой, насколько мог видеть глаз, заполняли толпы людей. Мужчины и женщины разговаривали, жестикулировали, кричали и нараспев расхваливали свой товар, выставленный на тележках, тачках, в плетеных корзинах, клетках, бочках или развешенный на шестах. Немцы, живущие выше по побережью, торговали свежим молоком, маслом, сыром, живой птицей, корнеплодами и соленой капустой. Индианки в расшитых бисером кожаных одеждах предлагали свежую оленину, шкуры белок и кроликов, а также корзины, сплетенные из тростника или расщепленных ясеневых ветвей, и толченые корни сассафраса, используемые для загустения рагу и рыбного заливного. Недавно появившиеся здесь выходцы из бывших французских владений в Канаде, изгнанные англичанами из Новой Шотландии, торговали красивыми вышитыми вещами, резной деревянной домашней утварью — от простых ложек до тщательно отделанных колыбелей, а также свежими лягушачьими лапками, птенцами голубей, мясистыми хвостами аллигаторов, свежей зеленью, чесноком и грибами, собранными в сырых низинах, — словом, всем, что можно сделать и найти, не обладая другими орудиями труда, кроме собственных рук. На рынке изобиловали инжир, груши, гранаты, которые росли в городе и в его окрестностях, а также бананы и ананасы, недавно доставленные на судах из Гаваны. Раньше базар бывал завален апельсинами и лимонами, однако в позапрошлую зиму сильные заморозки уничтожили плодовые деревья, а новые еще не успели подрасти.